Русские вышли из домов и ввалились в яростное утро, в грохотание последнего своего восхода, приняли красную смерть на миру. А до этого был сладостный запах котлов у палаток, туманные фонари, пока не отключили свет. А вокруг — витки проволоки и кольца оцепления. То была единственная поющая, освобожденная территория, живущая в тисках черного ОМОНа под стволами пулеметов, под прессом тяжелой техники. А уже завтра она, истыканная пулями и усеянная цветами, стала полоской окровавленного асфальта.
     В солнечное утро пришли танки, лихие залпы зародили пламя в рубке мраморного "Варяга". Свист пуль и грай вертолетов, черный дым над Москвой.

Очереди косили и белых, и красных, и сторонников, слышь, парламентаризма.
     “Вы за кого?!” — “Я? Я за Конституцию!”
     Убитый мальчик у забора. В теплом свитере, с запрокинутой русой головой. Много дней спустя в редакцию приходил его черный от горя, обезумевший от неутоленной мести отец.